Философская лирика И. Бродского

К 1979 г. относится важное высказывание Бродского, сделанное им в беседе с американским ученым Джоном Глэдом и имеющее непосредственное отношение к его собственному творчеству: «Вообще считается, что литература, как бы сказать, – о жизни, что писатель пишет о других людях… и т. д.

В действительности это совсем не правильно, потому что на самом деле литература не о жизни, да и сама жизнь – не о жизни, а о двух категориях, более или менее о двух: о пространстве и времени».

В философско-поэтическом мироощущении Бродского очень велика роль античности. Отсюда, очевидно, такое тяготение к темам, сюжетам, героям, атрибутам античности в его произведениях, появление стихов, персонажами и адресатами которых становятся реальные или вымышленные фигуры греко-римской истории, мифологии, философии и литературы: «Орфей и Артемида», «По дороге на Скирос» («Я покинул город, как Тезей…»), «Дидона и Эней», «Одиссей Телемаку», «Развивая Платона» и др.).

Совершено особое место занимают в творчестве Бродского произведения на библейско-евангельские сюжеты и мотивы: «Исаак и Авраам», «Сретенье», «Бегство в Египет» и др. В этом ряду – и «рождественские» стихотворения, которых с 1961 по 1991 г. он написал более десяти.

Еще в начале 1960-х годов, несомненно, под влиянием опыта старших поэтов (вспомним библейские стихи А. Ахматовой, Пастернака), Бродский решил каждый год к Рождественским праздникам писать по стихотворению о рождении Христа и несколько лет исполнял задуманное, но затем такие стихи стали появляться редко. И тем не менее он не оставлял своего замысла и уже в поздний период, в конце 1980-х–начале 90-х годов, создал такие шедевры, как «Рождественская звезда» и Колыбельная.

В одном из лучших произведений этой темы – в стихотворении «Рождественская звезда» (24 декабря 1987 г.) – Бродский дает свою философско-поэтическую интерпретацию библейских мотивов.

На первый взгляд, здесь все достаточно традиционно, те же реалии, обстоятельства, действующие лица, как, к примеру, в одноименном стихотворении Б. Пастернака, только Бродский излагает сюжет и обстоятельства более конспективно, перечислительно и, быть может, несколько декоративно.

В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре,
чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе,
младенец родился в пещере, чтоб мир спасти;
мело, как только в пустыне может зимой мести.
Ему все казалось огромным:
грудь матери, желтый пар
из воловьих ноздрей, волхвы –
Балтазар, Гаспар, Мельхиор;
их подарки, втащенные сюда.
Он был всего лишь точкой.
И точкой была звезда.
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях ребенка, издалека,
из глубины Вселенной, с другого ее конца,
звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.

Все, на чем останавливает взгляд поэт: пещера, пустыня, зима, волы, волхвы, младенец в яслях, звезда – здесь по-особому поэтически конкретизируется, обрастает пластическими, зримыми, осязаемыми предметными деталями и вместе с тем – одухотворяется. А главное, возникает философский ракурс, ощущение беспредельного космического пространства. И ключевым становится емкий символический образ звезды, а с ней – Вселенной, Бога.

Взгляды младенца – Сына Человеческого – и звезды – Отца – встречаются, скрещиваются, а на их пересечении как бы чувствуется зоркий и пристальный взгляд самого поэта.

Заметная часть стихов Бродского посвящена теме поэта и поэзии. Особое место среди них занимают двенадцать стихотворений с посвящениями А.А. Ахматовой и с эпиграфами из ее стихов. Большая часть посвященного Ахматовой написана еще при ее жизни, в 1962-1965 годах, когда Бродский в непосредственном общении впитывал жизненные, нравственные и поэтические уроки своей великой современницы. А завершается этот ряд уже в 80-е годы проникновенным поэтическим обращением или даже одой «На столетие Анны Ахматовой» (1989).

Это одно из лучших поздних произведений И. Бродского, отмеченных особой глубиной мысли и чувства, космизмом мироощущения, классической простотой формы. В нем не только воссоздан великолепный, поэтически и философски осмысленный образ-портрет А. Ахматовой, но и раскрывается художественная концепция бытия и творчества, образ человека, поэта в мире.

Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос –
Бог сохраняет все, особенно – слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
В них бьется рваный пульс,
в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит;
ровны и глуховаты, затем что жизнь – одна,
они из смертных уст звучат отчетливей,
чем из надмирной ваты.
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, — тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.

Ключевые слова этого стихотворения: страница, огонь, зерно, Бог, слова (речь), любовь, жизнь, душа, моря, земля, вселенная – это «знаки» художественно-поэтической концепции.

24 мая 1980 г., в день своего сорокалетия, Бродский написал стихотворение, которое подвело итоги не только его собственной жизни, но в известной степени исканиям русской поэзии. Здесь не только судьба Бродского, но, в обобщении, судьба русского поэта вообще.

Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя, что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна,
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок,
позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни ?
Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
Узнай цену консультации

"Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)