Художественный мир лирики И. Бродского 1960-х годов

В начале 1960-х годов, в возрасте 23–24 лет Бродский прочел Мандельштама, Цветаеву, Пастернака, затем стихи Роберта Фроста и Джона Донна, которые, по его собственному признанию, потрясли и буквально сбили с ног своим экзистенциальным ужасом. Тональность этих стихов оказалась созвучной мироощущению молодого поэта, уже в ранних произведениях которого отчетливо прозвучали мотивы тоски, пустоты и безмолвия, горечи расставания:

Эти мотивы, отчетливо выделявшиеся на фоне тогдашней «официальной» поэзии, развиваются в начале 1960-х годов в одном из первых «рождественских», новогодних стихотворений Бродского «Рождественский романс» (1961)с его заданным уже в первой строке, неосознанным, а потому необъяснимым ощущением тотальной, вселенской – на земле и в мирозданье – экзистенциальной тоски:

И дальше, в той же пронзительной и необъяснимой тоске, возникают и проплывают перед нашими глазами по улицам ночного города «пчелиный хор сомнамбул, пьяниц», «такси с больными седоками»…«Печальный дворник круглолицый», «любовник старый и красивый» … «Плывет в глазах холодный вечер, дрожат снежинки на вагоне, морозный ветер, бледный ветер обтянет красные ладони…».

И все эти человеческие фигуры, детали и зарисовки пейзажа незаметно, вдруг переходят в раздумье о самой жизни, ее непостижимой сути:

Для лирики Бродского начала 1960-х годов очень характерно небольшое стихотворение «Я обнял эти плечи и взглянул… » (1962). В нем отчетливо звучит элегический мотив одиночества и тоски, хотя перед нами только описание интерьера, своеобразный «прейскурант пространства», если использовать слова самого Бродского из стихотворения «Конец прекрасной эпохи» (1969): «И пространство торчит прейскурантом»:

В 1963 г. Бродский пишет стихотворение – эпитафию«На смерть Роберта Фроста» («Значит и ты уснул… ») и «Большую элегию Джону Донну», который, по его словам, произвел на него такое сильное впечатление. Уже с первых строк обращает на себя внимание какая-то особая медлительность и неторопливость, затянутая описательность, кажущееся бесконечным перечисление предметных деталей:

Перед читателем встает неподвижный, уснувший мир, беспредельное пространство и как бы остановившееся время. Все в этом мире как будто статично. Но постепенно, в ходе приумножения деталей и стихотворных строк, возникает своя внутренняя динамика. Происходит естественное расширение сферы изображаемого – от комнаты и ближнего пространства (соседних домов, города, страны) – к мирозданью.

А дальше, на смену описательности и перечислительности, приходит разговор с собственной душой, которая «скорбит в небесной выси». И как итог – возникают в живом, диалектическом взаимодействии ключевые слова-образы: душа, любовь, жизнь и смерть и, наконец, «звезда, что столько лет твой мир хранила».

Период с 1965 по 1972 г. был временем активного лирического творчества И. Бродского, интенсивной разработки его главных тем и мотивов, совершенствования в области поэтической формы. Одно из характерных в этом плане стихотворений – «Сонет» (1967), опубликованный под этим названием в ряде изданий, а в последнем четырехтомном собрании сочинений названный «Роstscriptum»:

Обратите внимание: уже в начале стихотворения дважды звучит слово «существование», задавая тон и настрой движению мысли-переживания. Вечная тема человеческих отношений, любви и одиночества переведена здесь в экзистенциальный, космический, философский план. Человеческая разобщенность ощущается в самой разорванности пространства и времени, дисгармонии формы. В драме любви, от которой остался лишь призрак, точнее его эхо, выразились экзистенциальное восприятие и ощущение жизни, бытия.

Мотивы безнадежности и обреченности звучат и в посвященном Л.В.Лифшицу стихотворении «Я всегда твердил, что судьба – игра…» (1971):

В июне 1972 года Бродский был вынужден уехать из страны, по сути оказался в изгнании и поселился в США, где стал преподавать в университетах и колледжах, выступать с лекциями и, добившись материальной независимости, смог более интенсивно заниматься поэтическим и – шире – литературным творчеством.

Одна за другой на Западе, прежде всего в Соединенных Штатах, выходят его книги: «Часть речи» и «Конец прекрасной эпохи» (1977), «Римские элегии» (1982), «Новые стансы к Августе» (1983), «Мрамор: Пьеса» (1984), «Урания» (1987), «Примечания папоротника» (Швеция, 1990) и др.

Во второй половине 1980-х – начале 90-х годов появляется ряд публикаций в периодике, а затем и отдельные издания на родине: «Назидание», «Осенний крик ястреба», «Часть речи» (1990), «Письма римскому другу», «Стихотворения», «Холмы» (1991), «Форма времени: Стихотворения, эссе, пьесы» в 2-х томах (1992), «Сочинения» в 4-х (1992-1995), «Пересеченная местность. Путешествия с комментариями» (1995) и др.